Многим детям приходится идти в школу и лишь некоторые могут учиться сами, дома, в семье.И не всегда потому, что родители не хотят учить своих детей, как раз наоборот. Многие родители хотят, но не могут. По одной простой причине — им трудно придумать мотивацию к учёбе. В школах же сама по себе обстановка такова, что дети начинают учиться: где-то глядя на других детей, где-то потому, что учитель зажигательно учит, где-то потому, что учитель строгий и дети его бояться.

Мы сейчас не будем обсуждать, как всё плохо в массовой школе. Мне бы хотелось выложить ряд статей (чужих и своих) о необычных школах, об авторских школах, о спорных школах. Словом, о школах, где учат не так, как привыкли мы, не так, как учили нас самих или наших детей. Их еще называют альтернативными школами.

И для начала я хочу поделиться с вами удивительным (для меня) открытием. Я его сделала уже больше года назад и писала об этом в форуме. Но форум так велик и так сложно устроен, что многие просто не находят там нужной им информацией. А потом, хочу продолжить разговор в блоге.
Итак, оказывается, была когда-то в мире школа, появление которой изменило закон об образовании в отдельно взятой стране.
Эта школа, которую знает весь мир — в 70-80 годы 20 века о ней писались книги, статьи, о ней говорили.
Только мы ничего не знаем. Или почти не знаем.
Я прожила в стране, где находится эта школа, больше 8 месяцев в общей сложности, но про школу услышала уже тогда, когда вернулась в Россию.

Знакомьтесь Школа имени Песталоцци в Эквадоре — или просто «Песта». Скажу сразу, забегая вперёд, что школу закрыли примерно пять лет назад. К сожалению….

Для начала несколько материалов из газеты «1 сентября» начала 2000 годов.
Сразу скажу, что многие вещи могут вас удивить, могут вызвать бурю противоречивых эмоций. Потому что многие тезисы в корне противоречат идее раннего развития или нашим представлениям об образовании, о потребностях детей.
Но сначала дочитайте до конца. Все статьи. И посмотрите видео. И уже потом возмущайтесь или удивляйтесь!

Маурицио и Ребекка УАЙЛЬД. Дети могут научиться делать только то, что им хочется!

Школа Песталоцци в вопросах и ответах.

Ребекка и Маурицио Уайльд – учителя, основатели свободной Школы Песталоцци в Эквадоре. Российские учителя задают вопросы, а эквадорские – отвечают.

Какова роль учителя в начальной и средней школах Песталоцци?

Ученики начальной школы очень заинтересованы в активном опыте: как можно сделать что-то. Ученики средней школы уже интересуются, как это что-то работает. Они оценивают, что хорошо, что плохо, и при этом становятся философами. Поэтому учитель в начальной школе поддерживает активный опыт ребенка, но не дает ему готовых решений, если тот, действуя, столкнулся с проблемой. А в средней школе учитель помогает ребенку в приобретении большого, порой затруднительного опыта, через который проходят дети и подростки, но при этом не объясняет, что правильно, а что нет. Ученики должны получить понимание этого сами.

Значение слова “учитель” может ввести в заблуждение. Мы убеждены в том, что никто ничему научить не может. Предположим, что я фермер. Если я хочу вырастить урожай, я подготовлю для него почву – среду для семян. Я не буду объяснять семенам, что им нужно делать, они сами это прекрасно знают. То же самое и в нашей школе. Основная забота и ответственность учителя направлена на сохранение этой среды – почвы, в которой обитают наши дети, а не на самих детей. Большая ответственность учителя в том, чтобы он фиксировал деятельность каждого ученика. Мы обсуждаем действия ребенка с учителями и родителями.

Многие задают вопросы о дисциплине и поведении. Мы считаем, что нет ни взрослых, ни детей, которые, находясь в здравом уме и нормальном самочувствии, вели бы себя неадекватно. Проблема настроения, дисциплины и нормального поведения является проблемой здоровья. Мы должны заботиться о том, чтобы лучше изучить детей и поддерживать в них хорошее состояние духа. И мы свято в это верим.

Почему дети, которые учатся у других учителей, не принимаются в вашу школу? Не потому ли, что это создает путаницу у детей?

Программа нашей средней школы в том, что дети должны сами определить, чем им хотелось бы заниматься: “Я хочу окончить школу и пойти работать туда-то. А это то, чем я буду заниматься дальше”. В своей практике мы сталкивались с детьми, которые не могут сами принимать решения, им хочется, чтобы кто-то подсказал им, что делать. Наш подход в том, чтобы не быть советчиками со стороны. И для нас та точка отсчета, когда дети начинают сами принимать решения, является переломной.

Не могли бы вы привести пример какой-либо деятельности, которую бы вы не разрешили в своей школе?

Например, уроки музыки, плавание, футбол, карате, теннис. Не знаю, понимаете ли вы, что такие виды деятельности являются основными видами сенсорно-моторной деятельности, контролируемой взрослым снаружи. А мы считаем, что основные виды сенсорно-моторной деятельности должны управляться ребенком изнутри.

У нас учился ребенок, отец которого хотел, чтобы его сын стал известным спортсменом. Поэтому уже в четыре года его сын брал уроки плавания. В нашей школе детям предоставляется возможность посещать уроки плавания по желанию. С самого начала своего появления в бассейне мальчик стал хвастаться. Он хорошо плавал, и дети завидовали ему, потому что не умели плавать, а могли только играть в воде. Весь учебный год этот маленький мальчик просидел на краю бассейна, свесив в него ноги, и равнодушно наблюдал, как играют дети. Он не мог играть с детьми в воде, потому что тренер по плаванию не научил его играть. Для нас этот пример был очень впечатляющим. Мы никогда не говорим детям, что делать, наша философия заключается в том, что дети должны исходить из своих желаний.

Вот другой пример. Моя жена – неплохой музыкант. Она предоставляет детям возможность получить опыт в этой области и позволяет им проявлять инициативу. Проблемы появляются, как только дети начинают проявлять интерес к музыке. Родители в восторге, и они незамедлительно отправляют их учиться музыке. Обычно через месяц желание заниматься у ребенка пропадает навсегда. Уроки музыки в этом возрасте могут привести к приобретению хорошей техники, но не к развитию таланта. Мы же не хотим обучать детей какой-либо технике. Дети сами должны решать, что им делать.

Что, если дети отказываются учиться читать и писать? Может ли случиться так, что они не будут уметь читать и писать к 17 годам?

Нет. Если человек не находится в состоянии постоянного стресса или не лишен рассудка, то ему должно быть все интересно. А если ребенок не интересуется тем, что происходит вокруг него, то с ним происходит что-то неладное. В таком случае мы пытаемся выяснить, в чем причина, не устанавливая диагноза. В основном мы пытаемся вернуться к двум самым важным для нас вопросам: любят ли ребенка его родители? уважают ли они его?

Если ответы отрицательные, мы начинаем с уважения. Все переживаемые чувства, когда ребенок нелюбим или неуважаем, вследствие сенсорно-моторного взаимодействия со средой, организмом воспринимаются очень болезненно. Дети находятся в состоянии напряжения и сильно страдают. Чтобы облегчить такое состояние, нужно научить этих детей плакать. Плач снимает все негативные переживания. В таком же направлении мы работаем и с родителями. Детям нужно получать постоянную поддержку со стороны родителей.

Страдающие дети не могут сами принимать решения: чтобы принимать решения, нужно отчетливо понимать, чего ты хочешь. Если ребенок переживает такие страдания, то ему не хочется думать о них, так как автоматически у него появляется страх боли. Поэтому и нет желания заглянуть в себя, разобраться в себе, и тогда ребенку становится скучно. Поэтому, если мы наблюдаем скучающего ребенка и если он спрашивает нас, чем ему заняться, мы понимаем, что это признаки большого внутреннего страдания. Такой ребенок нуждается в нашей помощи.

Чтобы избавиться от этих страданий, нужно вывести наружу энергию, связанную с этой болью, помочь найти ей выход через плач и избавиться от нее.

У нас особое отношение к чтению и письму. Сначала нужно познакомиться с разными элементами: буквами, звуками, порядком букв в слове, чередованием звуков, прежде чем научиться читать и писать. Все это связано с сенсорно-моторной деятельностью. Для детей в 5–7-летнем возрасте это очень интересно. Но из этого автоматически не следует, что у них есть интерес к чтению; они только приобретают сенсорно-моторные навыки. Если мы неправильно истолковываем этот интерес и пытаемся, чтобы они пользовались процессом чтения как инструментом погружения в мысли или общения, тогда мы получим неадекватный результат. Именно поэтому в нашей подготовительной школе дети свободно играют с основными элементами чтения и письма, но при этом их не заставляют читать и писать. Если им хочется читать, то они читают, но только для того, чтобы получить сенсорно-моторные навыки.

В начальной школе у нас собрано много учебного материала для того, чтобы ребенок мог постепенно войти в мир чтения и письма, находясь в своем собственном пространстве и темпе. В 8-летнем возрасте ребенок сильно мотивирован, чтобы играть со значением слов. Примерно к 10–11 годам они овладевают чтением и письмом окончательно и с этого времени занимаются чтением и письмом с удовольствием. Они даже осуждают между собой тех мальчиков и девочек, которые не любят этого делать.

Я знаю, что некоторые дети уже в 4–5 лет очень хотят научиться читать, без какого-либо воздействия со стороны взрослых. Так было и со мной: я начал читать в раннем возрасте и перестал к 11–12 годам. И это противоречит тому, о чем говорите вы.

Давайте рассмотрим обстоятельства, которые могли бы привести к такому положению вещей. Прежде всего дети могут перестать делать что угодно, но они не могут перестать хотеть быть любимыми. Реальной их потребностью, которую они постоянно демонстрируют, является игра с водой и землей. Ребенок приходит домой мокрый и грязный, чему очень огорчается его мама. Опыт, который получает ребенок, заключается в следующем: “Если я прихожу мокрый и грязный, то мама меня не любит, а я хочу быть любимым”. Примерно в этот же период, когда ребенок приобретает такой опыт, он начинает интересоваться буквами и играть с ними. Мама одобряет эти занятия и говорит ему: “Какой ты молодец!” Именно из-за того, что ребенок хочет, чтобы его любили всегда, он может отказаться от своих реальных потребностей. У нас были дети, которых любили родители, но не очень уважительно к ним относились. Я всегда вспоминаю по этому случаю мальчика, который умел читать в 5-летнем возрасте, но в то же время у него был недостаток в моторных способностях, он был чрезмерно возбудим и, как следствие, мастурбировал 5–6 раз за утро. Мы рекомендовали родителям лимитировать его в чтении и уважительно относиться к его двигательной независимости и деятельности, а не решать за него сенсорно-моторные проблемы, поддерживать его и успокаивать, когда он начнет плакать. В конце концов мы разрешили ему читать не более одного часа в день. Сейчас ему 12 лет, он сильно изменился, и его мама поражается тому, насколько он стал более спокойным, собранным, рассудительным и способным. Он смог догнать сверстников в своем сенсорно-моторном развитии и перестал мастурбировать.

Я не хочу сказать, что дети не в состоянии научиться читать и писать до определенного возраста, конечно, они могут, но я не уверен, что это хорошо. Обычно это не является их настоящей потребностью на данной стадии развития с психологической точки зрения.

Мы осознаем, что если организм получает неадекватные, не совпадающие с генетической программой на данной стадии развития переживания, то душевные страдания ребенка воздействуют на физическое состояние его тела, и оно начинает вырабатывать вещества, подобные наркотикам. “Я страдаю, мне нужны наркотики, и я вырабатываю их сам. И если позже у меня появляется доступ к наркотикам, я чувствую себя прекрасно, я расслабляюсь, и мне не нужно производить наркотики самому, я постепенно привыкаю к наркотикам извне”.

И если мы в состоянии уберечь наших детей от неадекватных впечатлений, помочь им избавиться от душевных страданий, заставив их плакать, то, я думаю, мы косвенно сможем подойти к решению проблемы наркомании. Для меня раннее чтение является одной из причин переживания душевных страданий. В этом заключается наша точка зрения, и наш опыт подтверждает эту точку зрения.

Если мы действительно готовы признать тот факт, что образование является результатом полученного опыта, то мы с опасением должны относиться к процессам, идущим в обычной школе. Мы посылаем детей в обычную школу, потому что хотим, чтобы они обучились разным предметам.

Мнение, что только в школе можно чему-нибудь научиться, ошибочно. Дети усваивают в обычной школе, что им нужен кто-то, чтобы научил их чему-то. И это тоже неверно. Возможно, у них появляется мысль: “Чтобы учиться, я должен делать то, что мне не нравится”. Иными словами, отрицательные побочные эффекты формируются в обычной общеобразовательной школе, что, с моей точки зрения, является губительным по сравнению с получением собственного опыта и понимания, на чем основывается наш подход к ребенку в школе Песталоцци.

Из газеты “Первое сентября” №41 2001 г.

Ребекка и Маурицио УАЙЛЬД. Чтобы не откладывать жизнь до конца школьных занятий

Понедельник в начальной школе

Понедельник, холодное утро. Небольшая группа младших детей, прибывших с первым автобусом из восточного района долины Тимбако, на полчаса раньше остальных входит в класс, дрожа и стуча зубами. Видно, что в выходные дни слишком поздно ложились спать и, может быть, среди семейных дел и забот им уделяли недостаточно внимания. Они увидели меня за печатным станком, где я готовила еженедельные “проверочные листы”, на которых дети записывают все, что они делают в течение каждого дня. Под предлогом того, что они хотят согреться, дети уселись как можно ближе ко мне. Я обнимаю каждого, один из детей устраивается у меня на коленях, заявляя о своем намерении оставаться здесь весь день.

“Вы похожи на людей, которые только что приехали с Северного полюса”. Они соглашаются и говорят, что слишком замерзли и могут только сидеть рядом со мной и греться. Они наблюдают, как я проставляю даты на листах; один предлагает помочь, другой хочет писать на них имена. Вскоре мы работаем все вместе, и дети достаточно отогреваются, чтобы рассказать мне о выходных.

“Моя бабушка приходила в гости, а мама вела себя очень странно весь день”. Другой рассказывает о том, как вся семья ездила на гасиенду, третий был на футболе. Через несколько минут они все бодры и оживлены; они уходят и начинают придумывать планы на утро. Двое предлагают устроить чаепитие для тех, кто вскоре приедет из Тимбако и Кито. Они ставят кипятить большую кастрюлю воды и идут в сад искать травы для чая; потом сдвигают три стола вместе, стелят скатерть и церемонно сервируют стол.

Но в этот момент всеобщее внимание привлекает нечто чрезвычайно важное – приехали три других автобуса. Дети бегут к воротам и приветствуют своих друзей, тащат их за руки в школьное здание и гордо приглашают всех к чаю.

Наш второй учитель, Виницио, приехал на автобусе из Кито. За время путешествия у него была возможность “разогреться” с детьми, почувствовать их настроение, подержать их на коленях, пошалить и посмеяться с ними.

Так что нам уже не нужны никакие формальности для того, чтобы начать день. Чаепитие и болтовня помогли нам снова почувствовать себя в классе как дома, и теперь дети поодиночке или группами организуются для утренних занятий.
Виктор и Сантьяго, которых папы водят каждое воскресенье на футбол, пытаются убедить других присоединиться к их игре; когда выясняется, что никому больше не хочется играть в футбол, они начинают играть вдвоем.

Три старшие девочки склонили головы над магнитофоном в библиотеке, что-то взволнованно обсуждая. Я вхожу с восьмилетней Денизой, чтобы помочь ей найти книгу, и все три делают нам знак: “Осторожно, идет запись, не мешать!” Мы стоим как можно тише и слышим, что это семейная сцена, причем каждая девочка проговаривает различные роли, меняя голос. Дениза садится на подушку рядом с ними и начинает читать.

Обычно после спокойной и сосредоточенной работы ребята стремятся к активным занятиям – лазанию, игре в мяч, игре с водой или песком.

Дети ощущают, что утро подходит к концу. Малыши, у которых по понедельникам получасовые уроки, спрашивают, сколько времени осталось до начала этого урока. Каждый из них подписал “контракт”: “Я обещаю участвовать во всех уроках по 15 минут каждый день”. Они очень серьезно относятся к “контракту” и постоянно напоминают мне об уроке задолго до его начала. Все стремятся завершить свои дела. Сначала казалось, что утро будет долгим и незачем торопиться, но сейчас времени не хватает.

А в конце дня секретарь приносит домашние задания – листок для каждого ребенка, задания трех типов в зависимости от сложности. Дети могут (но не обязаны) выбрать листок на каждый день. Они набрасываются на них, как на свежие пирожки, моментально читают их и обсуждают. “Какой вопрос тебе больше всего нравится?” – “Я уже знаю, что хочу сделать. А это что значит?” Один из детей возвращает листок. “У меня нет времени на этой неделе, к нам приедут гости из Гуаякиля, и мы собираемся гулять с ними каждый день”. Все дети понимают, что семейная жизнь так же важна, как и школьные занятия, если не больше. Если ребенок отсутствует потому, что он занят чем-то интересным с семьей, – это уважительная причина. Сдавать или нет домашнее задание – дело добровольное. Тот, кто хочет, чтобы задание проверили, кладет его на определенную полку.

Родители тоже с удивлением обнаруживали, что дети обсуждают свою домашнюю работу с ними, хотя их об этом не спрашивают. Но они знают, что ребенок должен сам решить: сделать все, только часть или вообще ничего не делать. Иногда, когда ребенок по-настоящему увлекается, родители с трудом уговаривают его лечь в постель.

Первый день школьной недели дети заканчивают с веселым настроением. Маленькие играют до последней минуты, а затем бегут к уже ожидающим их автобусам. Всегда находится один или два ребенка, которые хотят работать до самого отправления автобусов; другие заканчивают утро играя, читая или мастеря что-нибудь. Нет никаких признаков усталости и скуки, скорее, наоборот, возникает желание эффективно использовать время. Пока не приходит время разъезжаться, дети поют, сочиняют стишки, болтают, учат немецкий или английский, составляют планы на следующий день.

Каждый день разный

“Как может школа обходиться без расписания?” Этот ужасный вопрос задают все учителя, которые впервые видят занятия в активной школе. На самом деле наше “упорядочивание” минимально, но оно достаточно для того, чтобы придать каждому дню свой собственный оттенок и создавать сценарий для детей в течение каждой недели. Последний час каждого дня посвящается определенному занятию, и это длится в течение года: понедельник и четверг – тесты, вторник – or-off музыка или движение, среда – английский или французский, пятница – время для историй. Дети выбирают занятия с начала года и должны заниматься этим весь год.

Если кто-то утрачивает интерес и бросает занятие на полдороги, им не разрешают возвращаться к нему до начала следующего года. Они понимают, что групповые занятия не могут продвигаться вперед без постоянного посещения всех членов группы.

Кроме занятий в школе, дети ходят плавать каждый вторник и ездят на экскурсии каждый четверг. В долине у подножия вулкана – прекрасное озеро, и часто мы оказываемся единственными утренними посетителями этого бассейна. Раз в две недели – пеший поход с приключениями в темных пещерах и переходами через бурные потоки. В день перед походом мы решаем, какие одежду и обувь взять, какие коробки для насекомых, растений и камней приготовить. Эти находки часто превращаются после похода в выставку. Дети рассматривают гербарий, рисуют растения, оформляют насекомых, находят нужные сведения в книгах о природе, и родители получают в подарок странные растения и насекомых, найденных в безымянном влажном овраге.

Но самый лучший сувенир – детские воспоминания. Они рассказывают друг другу о самых интересных приключениях, а если есть новый ученик, они описывают поход очень ярко: “Ты помнишь прошлый год? Таня уронила ботинок в реку, а Сантьяго прыгнул за ним прямо в одежде. А потом и мы все прыгнули и поплыли по реке и вернулись в школу в нижнем белье. А потом – самое интересное – мы сами смастерили новую одежду и обувь – и ботинки, и чулки, используя все старые простыни и скатерти Ребекки. Ты бы посмотрел на лица наших мам, когда мы выходили из автобуса!”

По четвергам мы посещаем такие места, где можно узнать о работе взрослых, о жизни детей в других условиях, познакомиться с достижениями культуры. Такие экспедиции должны быть подготовлены с особой тщательностью. Важно, чтобы они не только прошли по музею фабрики, но чтобы им разрешили все осмотреть, как можно больше потрогать, спросить, поговорить с рабочими и служащими, чтобы они пришли домой с незабываемыми ощущениями, а не только познакомившись с массой фактов. В музее истории инков детям разрешают подержать некоторые экспонаты, гид садится с нами на пол и рассказывает об истории. На репетиции оркестра им позволяют сидеть с музыкантами, смотреть, как они играют, и даже попробовать поиграть самим на инструментах. В зоопарке дети помогают во время кормления животных, а потом заходят в лабораторию таксидермиста, где участвуют в изготовлении чучел. В пожарном депо ребята меняют специально для этого нарисованные картины.

Хотя мы и не требовали немедленного отклика на эти экскурсии, понимая, что необходимо накопить ощущения, но обнаружилось, что дети тут же начинали писать отчеты, рисовать картины, делать модели. Наше любимое чтение – большое собрание эссе об этих встречах с миром, многие из них напечатаны под диктовку, потому что младшие дети еще не научились достаточно быстро писать, чтобы успевать за своими мыслями.

То, что произвело особое впечатление, превращается в иллюстрированную дома книгу, которую затем приносят в школьную библиотеку. Другие – печатаются, и копии раздаются всем.

Все это требует тщательного планирования, незаметного для детей, как и в классе, где планирование незаметно из-за отсутствия расписания и звонков. Здесь каждый “центр интереса” тщательно обдуман и оборудован привлекательным материалом в соответствии с различным уровнем развития детей.

Рядом с ребенком

До сих пор я постоянно подчеркивала, что инициатива всегда должна исходить от детей; и могло создаться впечатление, что взрослые в активной школе никогда не проявляют инициативы и никогда не отваживаются принять на себя руководство. Это была бы неверная картина; но все же нужно помнить о необходимости того, что каждая инициатива взрослого была основана на внимательном наблюдении за детьми в их повседневной жизни. Способность наблюдать за ребенком и определять стадию развития ребенка зависит только от мастерства взрослого. Иногда мы собираем небольшую группу детей для формальных занятий; но материалы и методы зависят от их потребностей и интересов. Или же я могу обратиться к кому-нибудь из детей и сказать: “Когда ты закончишь писать, я покажу тебе новые арифметические задачи, которые придумала для тебя”. Или к другому: “Через пять минут мы напишем диктант, чтобы ты мог поучиться ставить запятые, с которыми у тебя было столько проблем вчера”. Или к группе мальчиков: “Вы видели новые карточки в списке? Они об опытах с огнем”.

Итак, в активной школе не пользуются одним каким-либо методом, а создают разные жизненные и учебные ситуации. Нужно уметь приспособиться к каждому ребенку и к каждой ситуации. Каждый день должен быть прочувствован заново. Каждый день должен дать ребенку возможность почувствовать себя полностью “живым”. Ему необходимо дать возможность сполна прожить настоящее, не навязывая требований далекого будущего.

Вместо общепринятого учебного плана активная школа предлагает обновляющуюся в процессе жизни учебную программу, стремясь к тому, чтобы у детей не сложилось впечатление, что обучение может быть на определенных стадиях завершено. Активная школа стремится сохранить личную целостность ребенка. Как только ребенок привыкает разбивать реальность, откладывать жизнь до конца занятий или экзаменов, ему все труднее возвращаться к ощущению целостности и здоровья. Так обучение начинается с того “места”, где ребенок находится в данный момент.

Что же интересует детей в первые школьные годы? Прежде всего люди; сначала это они сами и их семья, а затем интересы постепенно расширяются и распространяются и на других людей, животных, природу, а затем и на взрослую жизнь, если только она естественна и не слишком сложна. Это значит, что мы должны принимать всерьез все-все детские ощущения и все, что оказывает на них влияние за пределами школы. Каждое утро в школе дети вспоминают все, что с ними случилось, приносят из дому что-нибудь интересное; все это отражается в рисунках, письменных работах, играх, работе с цифрами, в любой деятельности, которая возможна в школе. Та же любознательность стимулирует их в школе, заставляет наблюдать, экспериментировать, спрашивать и имитировать.

Круг опыта понемногу расширяется и постепенно превращается из мира личного опыта в многостороннюю и многослойную реальность. Так мы присоединяемся к любому проявлению спонтанного интереса ребенка и помогаем ему сделать шаг вперед: “Какими еще способами можно выполнить то, что делают другие? Как можно присмотреться повнимательнее? Сколько различий ты можешь найти? А есть ли сходство? Что произойдет, если сделать то или это?” Ребенок учится записывать свои впечатления, суммировать их, измерять, составлять графики, читать об опыте других в тех же ситуациях.

Ребенок с радостью и ничего не опасаясь говорит о своих впечатлениях и постепенно начинает осознавать, что его собственный опыт не всегда совпадает с опытом других.

Подталкиваемый собственными настроениями, ребенок расширяет круг своего опыта и в соответствии со всей природой и законами развития и роста переходит от одной стадии развития к другой.

Открытая школа

Обучение языку происходит, в реальной жизни. Первые книжки – это книги картинок, составленные теми, кто начинает учиться, книги, которые отражают их мир и их опыт. Дети диктуют текст учителю или старшим детям и работают карандашами. В нашей библиотеке большая коллекция таких книг: “Мы идем плавать”, “Наша песочница”, “Путешествие вдоль реки”, “Наши животные”, “День рождения Каролины”, “Взрослые” – это целая серия, написанная и иллюстрированная самими детьми.

Старшие дети издают газету “Новости Песталоцци”, взрослые только изредка помогают им, в этой газете сообщается о наиболее интересных (для детей) событиях недели. Эти листки с новостями вывешиваются в библиотеке, которая становится похожей на старинное венское кафе.

Атмосфера в активной школе должна быть такова, что даже самые застенчивые и замкнутые дети становятся доверчивыми; как же иначе, без этого фундаментального доверия дети смогут открыться, выражать свои мысли и чувства.

Когда ребенок пишет свои первые тексты, мы не исправляем ошибки, несмотря на то что взрослые уверены, что ребенок всегда будет писать неправильно, если мы не исправим ошибки с самого начала. При этом они недооценивают человеческий интеллект и постоянное стремление соотносить себя с реальностью: “беглость, легкость прежде точности” – основной принцип при обучении письму. Если ребенок приносит мне свое сочинение, я интересуюсь, не хочет ли он, чтобы я помогла ему исправить ошибки. Если он говорит “нет”, мы оставляем все, как было. Если он говорит “да”, я составляю небольшой список, где правильно написаны все те слова, в которых он допустил ошибки, это дает ему возможность найти все свои ошибки.

Дети делают неожиданно быстрый прогресс в обучении чтению, если они находят тексты, которые действительно интересуют их. Один маленький футбольный болельщик целый год не читал ничего, кроме литературы о футболе, только после этого стал медленно расширять горизонт своего чтения. Но благодаря искреннему, настоящему интересу он научился читать очень хорошо.

Письма – один из самых лучших способов поддержания интереса к чтению и письму. Мы долго искали в Эквадоре группу детей, которая могла бы обмениваться с нами письмами как общими, так и индивидуальными. Но в школах к подобной переписке относились как к пустой трате времени, потому что для учителей все необходимое было заключено в программу; а дома дети не хотели писать, ведь они занимались этим все утро. Поэтому мы стали искать детей уже за границей, чтобы обмениваться не только письмами, но и фотографиями, рисунками их страны, чтобы заодно изучать географию и социальные науки.

В открытых школах во всем мире педагоги сходятся в том, что цель начальной школы и вообще школ – не накопление знаний, а развитие способности проникновения в сущность (инсайта), создание ощущения предвкушения познания, что породит интерес к учению на всю жизнь. Принимая это во внимание, легче смириться с отсутствием предметов школьной программы. Вместо изучения естественных наук, географии, истории, физики, химии, музыки, спорта и искусства мы помогаем детям открывать свои чувства, сердца и умы и шаг за шагом исследовать мир и осваивать его. Чем в большей степени ребенок чувствует уважение к себе, тем бесстрашнее он будет открывать себя, исследовать внутренний и внешний мир. Легко понять, что музыка, искусство и спорт имеют смысл только в том случае, если существует взаимодействие с реальными предметами и ситуациями.

В сконцентрированной вокруг ребенка атмосфере активной школы, которая богато оснащена стимулирующими материалами, во всех ситуациях проявляется одна и та же последовательность. Взявшись за любой материал, дети проводят невыносимо долгое для нас время, экспериментируя, “знакомясь с ним”. Когда мы построили маленькую лабораторию, дети находили все новые способы смешивать жидкости в пробирках; они встряхивали их, нагревали, фильтровали, демонстрировали друг другу свои эксперименты и рассказывали о них. Очень редко кто-нибудь подходил к нам, чтобы показать свою работу; в общем, их радость от экспериментов и сосредоточенность были такими, что весь окружающий мир был абсолютно забыт.

Только после нескольких недель такой неорганизованной деятельности – для которой мы продолжали обеспечивать материалы – наступило подходящее время для советов. Как только голод по свободной деятельности был удовлетворен, их движения стали более спокойными, а выражение лиц более задумчивым, появилась возможность направлять их при помощи вопросов и советов на новые пути. На этой второй стадии они обращались к нам намного чаще, показывали результаты, просили совета, проявляли желание обсуждать и записывать результаты. Позже их интерес настолько усилился, что они могли не прерывать рассуждения конкретной деятельностью и получать новую информацию из книг.

На вопрос: “Смогут ли дети из активной школы приспособиться к окружающему миру?” – нет однозначного ответа. Насколько мы знаем, они в любом случае смогут справиться с трудной ситуацией и перенести стресс лучше, чем люди, выросшие с неудовлетворенными потребностями, чья аккумулированная боль неожиданно ломает все преграды, когда ситуация становится сложной. Мы считаем, что “активные дети” менее подвержены опасности привыкания к наркотикам с целью облегчения своей жизни. Они, конечно же, лучше приспособлены к установлению и поддержанию удовлетворительных человеческих контактов, поскольку их первые ощущения в процессе обучения не смешаны с болью и напряжением. Они продолжают стремиться к учению и узнаванию и после того, как заканчивается формальный процесс обучения. Но вместе с тем мы предвидим и определенные трудности, поскольку дети, которые привыкли жить свободно, будут инстинктивно избегать того, что угрожает их образу жизни, и, если это будет необходимо, будут бороться, чтобы защищать свою личную целостность. Они будут критически относиться к обещаниям и пропаганде и, возможно, будут готовы отказаться от привилегий и комфорта, если цена будет слишком высока. Они будут настаивать на уважении как себя, так и других и не смирятся ни с каким другим отношением.

Из газеты “Первое сентября” №52 2001 г.

Маурицио УАЙЛЬД. Признайте нашу работу!

История о том, как одна школа в Эквадоре заставила чиновников изменить образовательное законодательство. И представьте себе – в лучшую сторону

Мы думали, что для начала нам будет достаточно набрать двадцать детей. Родители двадцати трех откликнулись на эту идею. Мы сделали необходимые приготовления: сняли дом, наняли учителя. В день, когда мы открылись, пришло всего трое ребятишек, что стало настоящей проверкой на экономическую целесообразность этого дела. Я пошел менеджером в офис, а моя жена нашла работу учителя музыки. Таким образом, мы смогли поддерживать школу, которая медленно росла.

Я приступил к чтению работ швейцарского психолога Пиаже и обнаружил, что его исследования являются подтверждением идей Марии Монтессори. Этот подход к развитию детей стал самым важным для нас – недостаточно обучать ребенка чему-то, дети должны каждый раз переживать ситуацию.

Мы точно знаем сейчас, что знание без понимания опасно. К сожалению, несмотря на большие знания, имеющиеся у нас, взрослых, мы осваиваем технологии, не имея при этом четкого понимания, какого результата хотим добиться.

Число детей в детском саду увеличилось от пятнадцати до тридцати, а затем и до шестидесяти, на радость родителям, которые задумались о том, почему бы не пройти и программу начальной школы. Не будучи профессиональными учителями, мы боялись, сможем ли удовлетворить требованиям, предъявляемым департаментом образования. Для нас было большим открытием, что обычные школы делают абсолютно противоположное тому, что пытались сделать мы. С нашей точки зрения, в традиционной школе нет уважения к реальным потребностям детей. Установки взрослых скорее отпугивают их.

Свободную школу создавать нельзя

Наш второй сын подрастал. Ему было шесть лет, а вопрос, что мы собираемся с ним делать, оставался открытым. Собираемся ли мы отдать его в обычную школу? Определенно нет. Но не мог же он оставаться в детском саду всю жизнь. Мы спросили в министерстве образования, можно ли создать так называемую свободную школу. Там сказали, что это невозможно. Родители семи детей были заинтересованы в том, чтобы продолжить образование вместе с нами даже без разрешения министерства образования.

Тогда мы открыли начальную школу без одобрения и разрешения. Это значило, что дети не получат школьного аттестата, как будто они не получили образования вообще. Спустя три года родители добились соответствующего разрешения, хотя тип нашей школы не был признан как таковой. Для родителей это был большой шаг вперед.

В то время единственным легальным способом получения гарантий для школы было создание фонда. Второе, о чем я попросил родителей, – выполнить всю бумажную работу (в Эквадоре иметь дело с бюрократией – отдельная тема для разговора). И они согласились. В спешке, чтобы как можно скорее получить разрешение на открытие школы, я остановился на первом имени, которое пришло мне на ум: это был Песталоцци, великий педагог из Швейцарии (мои родители – швейцарцы, и поэтому я был сентиментален по поводу этого имени, хотя оно не имело ничего общего с образовательной системой нашего учебного заведения).

Образовательный фонд Песталоцци управлялся родителями и детьми, посещающими нашу школу. Они выбрали совет директоров для решения финансовых и административных проблем, но решение педагогических осталось нашим с Ребеккой исключительным правом.

Год от года работы становилось все больше, а дети становились старше, пока мы окончательно не созрели до понимания, что пора открывать среднюю школу. Один из наших родителей сказал: моему ребенку будет тринадцать лет, и мы рады его развитию. Оставляем его в вашей школе, а вы подумайте, что с ним делать дальше. Услышав об этом решении, еще два наших ребенка вернулись из обычной школы, так нам пришлось открыть и среднюю школу. Родители были заинтересованы, чтобы мы нашли свой собственный путь. Я имею в виду, что мы не имели четкой образовательной концепции, когда открывались, а только уважение к детям.

Школьные правила против закона

В 1982 году моя жена написала книгу, которая была опубликована на немецком и английском языках. Эта книга имела большой успех в Германии, Австрии и Швейцарии. Люди стали приезжать в Эквадор, чтобы посетить нашу школу. Это произвело впечатление на департамент образования. И правительство стало проявлять интерес к нашей работе. Решили определить требования для экспериментальных школ. Новое определение гласило, что «экспериментальными школами могут быть только школы, которые делают в педагогике то, что не предусмотрено в законе об образовании». Родители наших учеников тут же пошли в департамент и сказали: «Наша школа именно такая, признайте ее работу!».

Представители департамента захотели своими глазами все увидеть, и мы организовали большой семинар для них, а также для директоров других экспериментальных школ Эквадора. Мы читали лекции и демонстрировали материалы, и в результате наша учебная программа (если ее можно так назвать) была полностью одобрена. Мы продолжаем работу так, как ее понимаем. Мы не должны следовать рекомендациям департамента, четко придерживаемся своего подхода к образованию и сейчас имеем право аттестовать любого ребенка, уходящего из нашей школы, указывая, какому уровню образовательной школы он соответствует. В этом документе даже сказано: «…после необходимого времени привыкания к новой системе».

Из газеты “Первое сентября” №93/2000 г.

А теперь видео. Это три части одного фильма. Он весь, конечно, не по-русски. Но многое понятно даже тем, кто вообще не слова не понимает на испанском. Видео говорит само за себя.

http://youtu.be/gJkrRMJ5xoY

Что можно сказать после всего этого?

Мне, конечно, очень бы хотелось, чтобы мои дети учились в этой или такой же школе. Но этой школы больше нет.

Я долго искала, пыталась найти какие-то следы, людей, которые работали в школе. И нашла. Теперь те, кто работал в школе (небольшая часть сотрудников) работают в небольшом методическом центре в 40 километрах от Кито. Несколько раз в году они проводят семинары, куда приезжают педагоги из разных стран, говорящих по-испански. Летом мне не удалось попасть на такой семинар — поздно узнала о проведении и не успела подать заявку на участие.  Возможно, попаду в следующем году….